|
Комментарий:
Автограф неизвестен.
Первая публикация — Совр. 1839. Т. XIII. С. 169–170, с подписью «Ф. Т-въ». Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 6–7; Изд. 1854. С. 8–9; Изд. 1868. С. 11–12; Изд.
СПб., 1886. С. 76–78; Изд. 1900. С. 123–124.
Печатается по первой публикации.
В первом издании 14-я строка — «В условный час слетает к вам», в изданиях 1854 г. и дальнейших — «В условный час слетает к нам»; 39-я строка в первом
издании — «И жизни божеско-всемирной», в изданиях 1854 г. и следующих — «И жизни божески-всемирной». В первых изданиях использованы любимые тютчевские
знаки — тире, многоточия, восклицательный знак. Впоследствии эти знаки все больше исчезают. Особенно в Изд. 1900 приглушены тютчевские эмоции: исчезли все
тире в конце строк, многоточие сохранилось лишь в 12-й строке (после слова «на челе»), появились отяжеляющие движение стиха точки с запятой, получилось
замедленное, со многими остановками движение мыслей и чувств, что мало было свойственно поэту. В Изд. СПб., 1886 в конце стихотворения поставлен год —
«1829». Список в Сушк. тетради близок первому изданию: 14-я строка — «В условный час слетает к нам», но карандашом исправлена буква «н» на «в» (получилось
«к вам»); 39-я строка — «И жизни божеско-всемирной». В 3-й строке было: «Как ни браздят чела морщины»; на полях написано «чело»; в 28-й строке в слове
«аврора» строчная буква. В 29-й строке — «неизбежный», но исправлено на «неизбежной». На полях рядом с 35-й строкой («И ринься, бодрый, самовластный»)
написано карандашом: «Ради цензуры «неподвластный». Таков факт, говорящий о подозрительном отношении цензуры к стихам Тютчева, с чем приходилось считаться
издателям. В списке Муран. альбома не учтены карандашные исправления, и 14-я строка — «В условный час слетает к нам».
Г. И. Чулков не принял датировку в Изд. СПб., 1886, полагая, что стихотворение было создано в промежутке между 1831–1839 гг. К. В. Пигарев, указав на
цензурное разрешение Совр. — 21 декабря 1838 г., уточняет верхнюю границу временного отрезка.
Н. А. Некрасов полностью процитировал стихотворение, назвал «превосходным» и определил его место как «переход» поэта к тем произведениям, в которых к
мастерски нарисованной картине природы присоединяются «мысль, постороннее чувство, воспоминание».
И. С. Аксаков процитировал две строки стих.: «Их жизнь, как океан безбрежный, / Вся в настоящем разлита...». Выделив курсивом вторую строку, он, развивая
мысль о своеобразии духовной самоотдачи Тютчева, об интеллектуальном и эмоциональном поглощении жизни, которые были ему свойственны, прибавляет: «...ум
постоянно голодный, пытливый, серьезный, сосредоточенно проникавший во все вопросы истории, философии, знания; душа, ненасытно жаждущая наслаждений,
волнений, рассеяния, страстно отдававшаяся впечатлениям текущего дня, так что к нему можно было бы применить его собственные стихи про творения природы
весною», а в дальнейшем повествовании еще прибавил: «Сколько глубокой мысли в его «Весне».
Л. Н. Толстой отметил это стихотворение буквой «Т» (Тютчев), а в письме к А. А. Толстой от 1 мая 1858 г. сообщал: «Я, должен признаться, угорел немножко от
весны и в одиночестве. Желаю вам того же от души. Бывают минуты счастия сильнее этих; но нет полнее, гармоничнее этого счастья.
И ринься бодрый, самовластный
В сей животворный океан.
Тютчева «Весна», которую я всегда забываю зимой и весной невольно твержу от строчки до строчки».
Уясняя философское содержание пантеизма Тютчева, С. Л. Франк утверждал, что «в мире не существует для него разрыва между только телесным и духовным, между
мертвым и живым, поскольку единая божественная жизнь проникает собою без остатка все сущее, и всякая индивидуальная обособленность является лишь призрачной,
лишенной метафизической опоры». Он процитировал последнюю строфу и отметил два момента в этом стихотворении: описание «пантеистического слияния личного
сознания с всеединым», но также «глубочайшую двойственность, проникающую для Тютчева все мироздание». Таким образом, философ прокомментировал цитируемую
строфу: «Причастность, «хотя на миг», божески-всемирной жизни есть для человеческого сознания излечение «страдальческой груди» свежестью и светлостью
божественной стихии, возрождение от гнета и тоски к бодрости и ясности весенней природы».
В. Я. Брюсов отмечал: «Таковы его стихи о весне, проникнутые «пантеистическим» <...> стремлением — слиться с общим оживлением, воскресением земли после
зимнего сна, таковы пленительные описания ранней осени, грозы, дождя и т. п.». В примечании к стих. «Весна» он поясняет понятие пантеизма, художественное
воплощение которого он здесь нашел: «Выражение взглядов пантеизма <...> учения, по которому «частная», личная жизнь есть обман, ложь. В действительности
существует лишь общая жизнь всей вселенной. Поэт призывает победить в себе самообман личной («индивидуальной») жизни и слиться с миром в весенней
радости».
|
