|
Комментарий:
Автограф неизвестен.
Первая публикация — Совр. 1836. Т. III. С. 14 (под номером IX, в общей подборке «Стихотворения, присланные из Германии», подписанной инициалами «Ф. Т.»).
Затем уже с именем Тютчева — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 16; Изд. 1854. С. 29; Изд. 1868. С. 34; Изд. СПб., 1886. С. 117; Изд. 1900. С. 47.
Печатается по первой публикации.
Сохранились списки в Сушк. тетради (с. 24), в Муран. альбоме (с. 26), в Альбоме Тютчевой (с. 47), среди списков, сделанных рукою Эрн. Ф. Тютчевой и И. С.
Аксакова (РГАЛИ, Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 52. Л. 16 об.), здесь текст получил название «Желание», а в конце стихотворения — подпись «Ф. Тютчев», и фамилия
подчеркнута. В Сушк. тетради и в Муран. альбоме стихотворению предшествует «О чем ты воешь, ветр ночной...», последует — «Так здесь — то суждено нам
было...».
Печатные тексты не имеют существенных отличий. В Изд. СПб., 1886 стоит дата «1840», «нелепая», по справедливой оценке Г. И. Чулкова. В Изд. 1900
стихотворение не разделено на строфы.
Чулков датировал стихотворение 1828–1830 гг. на том основании, что сохранился список в той же рукописи, что и «Сон на море», бумага которой имеет водяной
знак — «1828». К. В. Пигарев устанавливал верхнюю границу времени возможного написания стихотворения — «не позднее апреля 1836 г., так как в начале мая
было послано И. С. Гагарину». Уточнение датировки в Летописи 1999 — июль... август 1829 г. — представляется вероятным.
Н. А. Некрасов полностью перепечатал стихотворение и в своем отзыве соединил с другим — «В душном воздуха молчанье...».
Л. Н. Толстой пометил его буквами «Т. Г.» (Тютчев. Глубина).
Р. Ф. Брандт прокомментировал таким образом: «Стихотворение красивое, но представляющее странное смешенье двух зрительных точек: изобразив сперва звезды
такими, какими они представляются человеческому глазу, поэт затем, как астроном, оговаривает, что звезды светят и днем, а даже, будто бы, еще ярче!».
Попытки реального, позитивного истолкования стихотворения не увенчиваются успехом.
С. Л. Франк находит поэтический контекст, рассмотрев стихотворение в связи с такими, как «Лебедь», «Весеннее успокоение», увидев в них «завершающий аккорд
религиозной симфонии тютчевской лирики...», усмотрев его в мечте поэта о смерти среди природы. «В этом же направлении идет мечта души стать звездою,
горящей скрытым светом «в эфире чистом и незримом». Это высшее настроение, прозрение последней, глубочайшей и прекраснейшей основы бытия в стихии, которая
сочетает в себе тишину, отрешенность, покой смерти с ясностью и светом, выражено в стихотворениях, в которых космическое чувство Тютчева достигает своей
вершины: в описаниях красоты вечера, осени, старости, увядания и тихого страдания». Пигарев считал ближайшим контекстом стих. «Ты зрел его в кругу большого
света...» и «В толпе людей, в нескромном шуме дня...», находя, что «образ звезды, светящейся днем, перекликается с образом месяца днем».
|