|
Петербург. 8 мая 1867
Милостивый государь Михаил Никифорович,
Барон Бюлер по возвращении из Москвы был у меня и сообщил мне то, что вы поручил<и> ему передать мне. Вот ва<м> мой ответ: допуская возможность самых
невероятных, самых неожиданных разоча<ро>ваний — я, уверяю вас, ник<огда> не смущался мыслию, что придется разочароваться и в вас... Не знаю всл<едствие>
каких сплетней — воль<ных> или невольных — злон<амеренных или> благонамеренных, — вы мог<ли>, почтеннейший Михаил Никифорович, заподозрить меня в таком
фантастическом извращении всех моих понятий и убеждений касатель<но> вас, — но я совершенно убежден, что даже и из противников ваших никто еще серьезно не
допускал, чтобы вы были способны на что-либо сознательн<о> неблагородное, недостойное вас...
Мне как-то <с>транно и дико кажется, <ч>то я поставлен в не<обхо>димость заявлять перед вами подобную profession de foi. — Тут есть какое-то прекуриозное
недоразумение. Нет, человек, которому, как вам, было дано оказать и оказывать на все современное поколение такое благотворно-громадное, историческое
влияние — нет, этот челове<к> немыслим без высокого нравственного достоинст<ва>, без несомненной чистот<ы> духовной.
Впрочем, я скоро е<ду> в Москву, если только мои недуги, одолевающие меня вот уже более шести недель, наконец отпустят, — и тогда, почтеннейший Михаил
Никифорович, при первой же встрече с вами мне легко будет — даже и без слов — убедит<ь> вас в моем неизменном, глубоко сознательном уважении и соверш<ен>но
искренней преданност<и>.
Прошу напомнить <мил>ой, дорогой Софье Пе<тро>вне об ее постоянном <почи>тателе.
Ф. Тютчев
|