|
Wiesbaden. 25 июля/6 августа 1860
Дайте же о себе весточку, любезнейший Егор Петрович, что с вами? Каково здоровье ваше? Что ваше лечение? Помогают ли Эмские воды?
Какие известия из Петербурга? — Полагаю, нерадостные. Судя по всему, мне сдается, что эта бестия Наполеон решительно нам враждебен. Что он распорядился так
по восточным делам, чтобы наперекор всему — наперекор, т<ак> с<казать>, самой силе вещей, самой логике событий — мы ни в каком случае не могли извлечь ни
малейшей для себя выгоды из теперешнего кризиса — чтобы Россия одна была отстранена от всякого существенного участия в вопросе! Вот почему он пытается еще
раз сблизиться с Англией. Вот почему он делает ей уступки по итальянскому вопросу — для того только, чтобы быть в возможности нам не делать никаких уступок.
Что значит в этой подлой конвенции статья, протестующая заране противу всякого вмешательства в турецкие дела?
Разве это не явная для нас оплеуха? Не ясное доказательство, что по восточному вопросу все они заодно противу России?
Да неужто же эти две собаки, французская и английская, несмотря на всю взаимную злость не перегрызутся между собою?..
Но увы, даже и тогда едва ли мы сумеем воспользоваться этою Божескою милостию. Мы так нравственно и духовно бессильны, так несказанно ничтожны!.. Никогда,
может быть, в истории человеческих обществ не было подобного примера. Никогда государство — и какое государство! мир целый — не утрачивало до такой степени
свое историческое самознание. — Что такое Россия? Пятое ли колесо в европейской системе или особый, самобытный мир, треть которого еще в плену у Запада? —
Завалена, застроена, т<ак> с<казать>, Западом? И не иначе может из-под него высвободиться, как разрушивши его. — Но кто у нас в России это чувствует, это
понимает? Вы, я, да еще 10 человек, но, конечно, ни царь, ни князь.
P. S. Напишите, до каких пор вы останетесь в Эмсе?
|